ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ЗЕРКАЛО ЕИНАЛЕЖ
Близилось Рождество. В одно прекрасное декабрьское утро Хогвартс проснулся под высокими сугробами. Озеро замерзло, а близнецы Уизли были наказаны за то, что заколдовали несколько снежков гоняться за Квирреллом, отскакивая от его тюрбана. С теми немногими из сов, которым удалось преодолеть пургу при доставке почты, Хагриду пришлось немало понянчиться, прежде чем они снова обрели способность летать.
Всем не терпелось дождаться каникул. В гостиной Гриффиндора и в Большом ззле жарко полыхали камины, но продуваемые сквозняками коридоры покрылись изморозью, а окна в классах дребезжали от ветра. Хуже всего приходилось в подземелье на уроках профессора Снэйпа, где изо рта валил пар, и дети жались поближе к горячим котлам.
– Как я сочувствую, – сказал однажды на зельеделии Драко Малфой, – тем, кто остается на Рождество в Хогвартсе, потому что дома им никто не рад.
И в упор посмотрел на Гарри. Крабб с Гойлом захихикали. Гарри, отмерявший толченые позвонки рыбы-льва, их проигнорировал. После матча по квиддичу Малфой стал еще противнее. Уязвленный поражением Плутзерина, он попытался сострить, что в следующий раз за ловца вместо Гарри может сыграть большеротая древесная лягушка, но понял, что это никому не смешно – настолько всех впечатлило, как Гарри сумел удержаться на взбесившейся метле. Так что Малфой, в злобе и зависти, вернулся к издевкам по поводу отсутствия у Гарри нормальной семьи.
Гарри и вправду не собирался на Рождество в Бирючиновый проезд. На прошлой неделе профессор МакГонагалл составляла список учеников, остающихся на каникулы, и Гарри тут же записался. Ему было совершенно себя не жаль; это Рождество обещало стать самым лучшим за всю его жизнь. Рон с братьями тоже оставались, потому что мистер и миссис Уизли собрались в Румынию к Чарли.
Выйдя из подземелья после зельеделия, они обнаружили, что коридор перекрыт огромной елкой. По торчащим из-под нее несусветного размера ногам и по громкому пыхтению они догадались, что елку тащит Хагрид.
– Здорово, Хагрид, помочь? – спросил Рон, просунув голову между ветвей. – Не-а, нормалек, благодарствую, Рон.
– Нельзя ли отойти с дороги? – раздался сзади жеманный голос Малфоя. – Решил подзаработать, Уизли? Я полагаю, ты собираешься после Хогвартса в лесники – конура Хагрида настоящий дворец по сравнению с тем, что привычно твоей семейке.
Рон кинулся на Малфоя, когда по лестнице поднялся Снэйп.
– УИЗЛИ!
Рон отпустил Малфоя, которого уже успел схватить за грудки.
– Его спровоцировали, профессор Снэйп, – между еловых лап вылезла волосатая физиономия Хагрида. – Малфой оскорблял его семью.
– Может, и так, но драки в Хогвартсе запрещены, Хагрид, – вкрадчиво произнес Снэйп. – Пять баллов с Гриффиндора, Уизли, и скажи спасибо, что не больше. Проходите все.
Малфой, Крабб и Гойл грубо пропихнулись рядом с елкой, рассыпая иголки и самодовольно ухмыляясь.
– Я ему покажу, – сказал Рон, скрипя зубами вслед Малфою, – скоро-скоро, я вот ему...
– Обоих ненавижу, – сказал Гарри, – и Малфоя, и Снэйпа.
– А ну, бодрей, скоро Рождество, – сказал Хагрид. – Знаете чего, пошли смотреть Большой зал, там офигенно.
И вся троица проследовала за Хагридом и елкой в Большой зал, где профессор МакГонагалл и профессор Флитвик занимались праздничным убранством.
– А, Хагрид, последняя елочка – поставь ее в дальнем углу, хорошо?
В зале было потрясающе. Со стен свисали гирлянды остролиста и омелы, а вокруг высилось не менее дюжины новогодних елок – одни искрились крохотными сосульками, а другие сверкали сотнями свечей.
– Сколько вам еще дней до каникул? – спросил Хагрид.
– Всего один, – ответила Гермиона. – Да, я вспомнила – Гарри, Рон, у нас до обеда еще полчаса, надо в библиотеку.
– Да, ты права, – сказал Рон, отрывая взгляд от профессора Флитвика, который выпускал из волшебной палочки золотые пузыри и развешивал их по ветвям новоприбывшей елки. – В библиотеку? – переспросил Хагрид, выходя вслед за ними из зала. – Прям перед каникулами? Совсем, что ль, ботаны?
– Да это не по учебе, – радостно объяснил Гарри. – Ты как сказал про Николаса Фламела, так мы все пытаемся узнать, кто это такой.
– Че? – обалдел Хагрид. – Слышьте, я ж говорил, бросьте вы это. Не вашего ума дело, чего там пес сторожит.
– Мы просто хотим узнать, кто такой Николас Фламел, вот и все, – сказала Гермиона.
– Может, ты нам скажешь, чтоб мы не морочились? – добавил Гарри. – Мы уже сотни книг перерыли и нигде не нашли – ну хоть намекни – мне это имя точно где-то попадалось.
– Ни хрена не скажу, – наотрез заявил Хагрид.
– Значит, сами найдем, – сказал Рон, и они покинули раздосадованного Хагрида и помчались в библиотеку.
Они действительно искали в книгах имя Фламела с того дня, как оно неосторожно слетело с уст Хагрида – как же еще выяснить, за чем охотится Снэйп? Беда в том, что было непонятно, с чего начать, не зная, чем мог прославиться Фламел, чтобы попасть в книгу. Его не было ни в “Великих колдунах ХХ века”, ни в “Выдающихся волшебниках нашей эпохи”, ни в “Важнейших открытиях современной магии”, ни в “Очерках о новейших достижениях в колдовстве”. Не говоря уж о невероятных размерах библиотеки; десятки тысяч книг; тысячи полок; сотни узких рядов.
Гермиона достала список тем и заглавий для поиска, а Рон пошел вдоль рядов и принялся вытаскивать книги наугад. Гарри побрел в Запретную секцию. Он уже начал подумывать, не хранится ли Фламел где-нибудь там. К сожалению, для заглядывания в запрещенные книги требовалось специальное письменное разрешение от какого-нибудь препода, что ему никоим образом не светило. Там были книги с мощной черной магией, которая в Хогвартсе не преподавалась, их читали только старшеклассники, изучающие высшую защиту от темных сил.
– Ты что тут ищешь, мальчик?
– Ничего, – сказал Гарри.
Библиотекарша мадам Щипц замахала на него метелкой из перьев.
– Тогда иди отсюда. А ну – вон!
Жалея о том, что не успел прогнать какую-нибудь телегу, Гарри вышел из библиотеки. Они уже решили не спрашивать мадам Щипц о местонахождении Фламела. Она-то, конечно, знала, но нельзя было рисковать, чтобы слухи добрались до Снэйпа.
Гарри ждал в коридоре, не найдут ли чего друзья, но особо не надеялся. Как-никак, поиски продолжались уже две недели, но искать удавалось лишь урывками между уроками – попробуй, найди тут чего-нибудь! Требовалось долгое скрупулезное исследование без дышащей в затылок мадам Щипц.
Через пять минут подошли Рон с Гермионой, мотая головами. Ребята отправились на обед.
– Вы поищете, пока меня не будет? – спросила Гермиона. – И сову присылайте, если чего найдете.
– А ты спроси у предков про Фламела, – сказал Рон. – Их спрашивать не страшно.
– Абсолютно не страшно, они оба стоматологи, – сказала Гермиона.
С началом каникул Рон с Гарри слишком развеселились, чтобы думать о Фламеле. Спальня осталась в их распоряжении, гостиная опустела и появился доступ к лучшим креслам у камина. Они просиживали в них часами, поедая все, что можно было нанизать на шампур – хлеб, пончики, зефир, – и составляли планы исключения Малфоя, что было очень весело, даже если они были несбыточны.
Еще Рон начал обучать Гарри волшебным шахматам. Они были практически как магловские, только фигуры были живые, отчего игрок ощущал себя полководцем. Шахматы у Рона были очень старые и потрепанные. Как и прочее его имущество, они когда-то принадлежали другому члену семейства – в данном случае, дедушке. Тем не менее, старички делу не мешали. Рон их настолько надрессировал, что всегда мог добиться чего хотел.
Гарри играл фигурками Симуса Финнигана, которые ему ни капельки не доверяли. Играл он еще слабо, и они постоянно долбали его разными советами, отчего он терялся. “Не посылай меня туда, ты что, не видишь его коня? Пошли вон того, его еще можно потерять.”
В сочельник Гарри отправился спать в предвкушении завтрашнего пира и веселья, но никак не подарков. Проснувшись поутру, он первым делом увидел в ногах кучку свертков.
– С Рождеством, – сонно сказал Рон, когда Гарри выбрался из постели и натянул халат.
– Тебя также, – сказал Гарри. – Смотри! Мне подарки!
– А ты чего ждал, мешок репы? – сказал Рон, поворачиваясь к своей куче, размером куда больше Гарриной.
Гарри взял верхний пакет. Он был обернут в плотную коричневую бумагу и коряво надписан:
Внутри оказалась грубовато вырезанная деревянная флейта. Видно, Хагрид выточил ее собственноручно. Гарри подул – раздалось уханье типа совы.
Во второй, очень маленький пакетик была вложена записка.
К записке скотчем была приклеена монетка в пятьдесят пенсов.
– Очаровательно, – сказал Гарри.
Пятьдесят пенсов привели Рона в полный восторг.
– Ничего себе! – сказал он. – Ну и конфигурация! И это деньги?
– Возьми себе, – сказал Гарри, смеясь над восторгами Рона. – Хагрид, тетя с дядей – от кого же эти?
– По-моему, я знаю, от кого это, – сказал Рон, краснея и указывая на пухлый пакет. – От моей мамы. Я ей говорил, что тебе не от кого ждать подарков – о, нет! – застонал он. – Она связала тебе семейный свитер Уизли.
Гарри разорвал упаковку и обнаружил толстый изумрудно-зеленый свитер ручной вязки и большую коробку домашней помадки.
– Она каждый год вяжет нам по свитеру, – сказал Рон, разворачивая свой подарок, – и мне вечно бордовый.
– Очень мило, – сказал Гарри, пробуя помадку, безумно вкусную.
Следующий подарок тоже оказался сладким – большая коробка кваколадок от Гермионы.
Остался только один подарок. Гарри взял его в руки и общупал. Сверток был очень легкий. Гарри развернул его.
Что-то текучее, серебристо-серое соскользнуло на пол, где и застыло, сверкая складками. Рон ахнул.
– Я про такое слышал, – сказал он охрипшим голосом, роняя полученную от Гермионы коробку всевкусных орешков. – Если это то, что я думаю – это очень редкая и очень ценная вещь.
– А что это?
Гарри поднял с пола сверкающую серебристую ткань. На ощупь она была весьма странной, словно сотканной из воды.
– Это плащ-невидимка, – благоговейно прошептал Рон. – Я уверен – примерь.
Гарри набросил плащ на плечи, и Рон вскрикнул.
– Это он! Посмотри вниз!
Гарри посмотрел себе на ноги, но их не было. Он кинулся к зеркалу. Точно, на него смотрело его отражение, только голова зависла где-то в воздухе, а тела не было вовсе. Он натянул плащ на голову, и отражение совсем исчезло.
– Тут записка! – воскликнул Рон. – Записка выпала!
Гарри снял плащ и схватил письмо. Узким, витиеватым, незнакомым почерком там значилось следующее:
Подписи не было. Гарри разглядывал записку. Рон восторгался плащом.
– Я бы за такое что угодно отдал, – сказал он. – Что угодно. Чего это ты?
– Ничего, – ответил Гарри. Странно. Кто же прислал плащ? И правда ли он когда-то принадлежал отцу?
Но не успел он ничего сказать и даже подумать, как дверь распахнулась, и в спальню ввалились Фред и Джордж Уизли. Гарри быстренько запихнул плащ подальше. Ему пока больше ни с кем не хотелось делиться.
– С Рождеством!
– Эй, глянь – у Гарри тоже свитер Уизли!
Фред с Джорджем были в синих свитерах – на одном была большая желтая буква Ф, а на другом – Д.
– А у Гарри-то покруче, – сказал Фред, взяв в руки Гаррин свитер. – Во расстаралась, а все потому, что ты не член семьи.
– А ты чего свой не надеваешь, Рон? – скомандовал Джордж. – Давай, напяливай, он теплый и приятный.
– Ненавижу бордовый, – бухтел Рон, залезая в свитер.
– На твоем нет буквы, – заметил Джордж. – Видно, она уверена, что ты не забудешь, как тебя зовут. Но и мы не идиоты – точно знаем, что нас зовут Дред и Фордж.
– Что за шум? – В дверь просунулась голова Перси Уизли с выражением крайнего неодобрения. Судя по всему, он уже распечатал часть подарков, во всяком случае, через руку у него был перекинут пухлый свитер, немедленно захваченный Фредом.
– П – Перси-староста! Надевай, Перси, давай, мы свои надели, даже Гарри достался.
– Я... не... хочу... – задушенно сипел Перси, пока близнецы насильно пропихивали его голову в дырку, сшибая очки.
– Все равно ты сегодня со старостами не сидишь, – сказал Джордж. – Рождество – семейный праздник.
Они выволокли спеленутого свитером Перси из комнаты мордой вниз.
Такого рождественского обеда у Гарри не бывало за всю жизнь. Сотня жирных жареных индюшек; горы жареной и вареной картошки; огромные блюда колбасок; супницы зеленого горошка в масле, серебряные соусники с густой подливкой и клюквенным соусом – а также кучи волшебных хлопушек через каждый метр по всему столу. Эти фантастические штуковины не шли ни в какое сравнение с жалкими магловскими хлопушками, которые обычно покупали Дурсли и внутри которых оказывались мелкие пластмассовые бирюльки и колпаки из папиросной бумаги. Гарри с Фредом подорвали волшебную хлопушку – та не просто хлопнула, а взорвалась с пушечным грохотом, окутав ребят клубами голубого дыма, а из нее выскочила контр-адмиральская фуражка и кучка живых белых мышей. За Высоким Столом сидел Дамблдор, который сменил остроконечную колдовскую шляпу на цветастую шотландскую шапочку и весело кудахтал над анекдотом профессора Флитвика.
За индейкой последовали пылающие рождественские пудинги. Перси чуть не сломал зуб о запеченный в куске серебряный сикль. Гарри наблюдал за Хагридом, который все сильнее разрумянивался, требуя еще и еще вина, и наконец поцеловал в щечку профессора МакГонагалл, которая, к изумлению Гарри, захихикала и покраснела, а цилиндр съехал набекрень.
Встав наконец из-за стола, Гарри оказался нагружен кучей барахла из хлопушек, в том числе пачкой нелопающихся светящихся воздушных шариков, набором Вырасти-Себе-Бородавку и собственными новенькими волшебными шахматами. Белые мышки исчезли, и у Гарри появилось неприятное подозрение, что они кончат сегодня рождественским ужином миссис Норрис.
После обеда Гарри ожесточенно кидался во дворе снежками с братушками Уизли. Потом, промерзнув, промокнув и запыхавшись, они вернулись к камину в гриффиндорской гостиной, где Гарри обновил свои шахматы, с треском проиграв Рону. Он, правда, был уверен, что проиграл бы не так позорно, если бы ему постоянно не подсказывал Перси.
Подкрепившись бутербродами с индюшатиной, пышками, бисквитами и рождественским пирогом, все дико обожрались, осоловели и до отхода ко сну были способны лишь сидеть и смотреть, как Перси гоняется за Фредом и Джорджем по всей гриффиндорской башне – близнецы стащили у брата значок “староста”.
У Гарри было самое лучшее в жизни Рождество. Но весь день его что-то подспудно грызло. Подумать об этом ему удалось лишь забравшись в постель: плащ-невидимка и кто его прислал.
Рон, объевшись индюшкой и пирогом и не имея за душой никаких волнующих секретов, сразу уснул, едва задернув полог. Гарри свесился с кровати и вытащил из-под нее плащ.
Отцовское... это было отцовское. Он перебирал в руках материал, мягче шелка, легче воздуха.
, говорилось в записке.
Надо померить, сейчас же. Он выскользнул из кровати и замотался в плащ. Взглянув на ноги, он увидел лишь тени да лунный свет. Прикольное ощущение.
Внезапно Гарри почувствовал прилив необыкновенной бодрости. В этом плаще перед ним открыт весь Хогвартс! Средь темноты и тишины его захлестнули волны нетерпеливого возбуждения. В этом куда угодно можно пройти, куда угодно, и Стырь ни за что не узнает.
Рон буркнул во сне. Разбудить его? Что-то удержало Гарри – отцовский плащ – теперь он почувствовал – впервые – и захотел опробовать его в одиночку.
Он тихонько выбрался из спальни, вниз по лестнице, через гостиную и в дырку за портретом.
– Кто там? – вякнула Полная Дама. Гарри не ответил. Он поспешил по коридору.
Куда бы отправиться? Он остановился с бешено бьющимся сердцем и задумался. И тут до него дошло. Запретная секция библиотеки! Он сможет читать сколько угодно, пока не узнает, кто же такой этот Фламел. И Гарри двинулся в путь, поплотнее закутавшись в плащ.
В библиотеке было непроглядно темно и очень жутко. Гарри зажег лампу, освещая путь вдоль стеллажей. Казалось, лампа плывет в воздухе, Гарри хоть и чувствовал ее в своей руке, но у него поползли мурашки.
Запретная секция располагалась в самом конце библиотеки. Аккуратно переступив канат, отделявший запретные книги от всех прочих, Гарри поднял лампу и стал читать заглавия.
Говорили они мало о чем. Облупившиеся, потускневшие золотые буквы образовывали слова на совершенно непонятных языках. У некоторых книг и вовсе не было заглавия. На одной книге темнело пятно, до ужаса напоминавшее кровь. У Гарри аж волосы на затылке встали дыбом. То ли ему померещилось, то ли нет – но он явно слышал тихий шепоток, доносящийся от книг, будто они узнали, что сюда вошел посторонний.
Пора бы с чего-нибудь начать. Осторожно поставив лампу на пол, он обвел взглядом нижнюю полку в поисках какой-нибудь интересной книжки. Его внимание привлек большой черный с серебром фолиант. Гарри не без труда – книга была тяжеленная – вытащил ее с полки и, удержав на коленке, раскрыл.
Тишину прорезал пронзительный вопль, от которого кровь стыла в жилах – книга закричала! Гарри поскорее ее захлопнул, но вопль не умолкал – на одной высокой, непрерывной, оглушительной ноте. Гарри неловко отступил назад и опрокинул лампу, которая тут же погасла. В панике он услыхал из коридора шаги и, запихнув голосящую книгу на место, пустился наутек. В дверях он миновал Стыря; бешеные выцветшие глаза посмотрели прямо сквозь него, и Гарри прошмыгнул под вытянутой рукой и опрометью бросился по коридору, а в ушах все звенели книжные вопли.
Неожиданно он воткнулся в рыцарские латы. Гарри был так озабочен побегом из библиотеки, что даже не замечал, куда бежит. В темноте он никак не мог понять, где находится. Так, рыцарские доспехи стоят возле кухни, но он-то на пять этажей выше!
– Вы просили докладывать непосредственно вам, профессор, если кто-то будет бродить по ночам, так вот, кто-то проник в Запретную секцию библиотеки.
У Гарри с лица отхлынула кровь. Где ни он ни находился, Стырь, должно быть, знает более короткий путь – его вкрадчивый, липкий голос становился все слышнее, и, к ужасу Гарри, отвечал ему Снэйп:
– В Запретную секцию? Что ж, они не могли уйти далеко, мы их поймаем.
Гарри прирос к полу, а из-за угла вышли Стырь со Снэйпом. Видеть его они, конечно, не могут, но коридор узкий, вот подойдут поближе и врежутся – тело-то в плаще твердое!
Гарри как можно тише попятился назад. Слева оказалась приоткрытая дверь – единственное спасение. Он просочился в щель, стараясь не дышать и не потревожить дверь, и, к счастью, умудрился пролезть незаметно. Стырь со Снэйпом прошли мимо, а Гарри привалился к стене, тяжело дыша, прислушиваясь к затихающим шагам. Еще чуть-чуть, и... Лишь через несколько секунд он обратил внимание на спрятавшую его комнату.
Похоже на заброшенный класс. На фоне стен чернели силуэты сваленных в кучу парт и стульев, валялась урна – однако у стены возвышалось нечто чужеродное, словно спрятанное кем-то от посторонних глаз.
Это было величественное зеркало, до потолка, в золоченой раме, украшенной богатой резьбой, на подставке из двух когтистых лап. Поверху шла надпись: ЕИНАЛЕЖ ЕОВ ТЕОННЕ ВОРКОСОН КИЛЕН. Страх рассеялся, Стырь со Снэйпом сгинули, и Гарри подошел к зеркалу полюбоваться собой, но опять не увидел отражения. Тогда он встал прямо перед зеркалом.
Зажав рот обеими руками, чтобы не закричать, Гарри стремительно обернулся. Сердце заколотилось сильнее, чем от вопящей книги – в зеркале он увидел себя, а за спиной скопилась целая толпа народу.
Однако комната была пуста. Гарри, задыхаясь, медленно повернулся обратно к зеркалу.
Да, в зеркале отражался он, белый от страха, а позади отражалось еще человек десять. Гарри глянул через плечо – никого. Или они тоже все невидимки? Может, в комнате полно невидимок, а фокус зеркала состоит в отражении независимо от видимости?
Гарри снова посмотрел в зеркало. Стоявшая за ним женщина улыбалась и махала рукой. Он пошарил сзади рукой. Если она и правда там стоит, он ее коснется, слишком уж близко друг к другу стояли их отражения, но рука прошла сквозь воздух – женщина и все остальные существовали только в зеркале.
Женщина была чрезвычайно красива. У нее были темно-рыжие волосы, а глаза... глаза как у меня, подумал Гарри, ступив чуть ближе к стеклу. Ярко-зеленые – абсолютно тот же разрез, но теперь Гарри заметил слезы; женщина и смеялась, и плакала. Ее обнимал высокий, худой, черноволосый мужчина. Он был в очках и с растрепанными волосами. На затылке они стояли торчком, совсем как у Гарри.
Гарри подошел к зеркалу так близко, что чуть не уперся носом в свое отражение.
– Мама? – прошептал он. – Папа?
Но они только смотрели и улыбались. Гарри постепенно вгляделся в лица остальных и увидел еще несколько пар таких же зеленых глаз, таких же носов, а у одного дедушки точно так же торчали коленки – Гарри первый раз в жизни встретился со своей семьей.
Поттеры улыбались и махали Гарри, а он жадно всматривался в их лица, прижав ладони к стеклу, словно хотел пройти к ним насквозь. Он испытывал ни с чем не сравнимую боль, великую радость и великую печаль.
Сколько он так простоял, неизвестно. Отражение не исчезало, и Гарри все смотрел и смотрел, пока не очнулся от отдаленного шума. Так, оставаться тут больше нельзя, надо чесать в спальню. Он насилу оторвал взгляд от лица матери, шепнул: “я еще приду” и выбежал из комнаты.
– Мог бы меня разбудить, – обиженно буркнул Рон.
– Пошли сегодня, я пойду, покажу тебе зеркало.
– Вот бы увидеть твою маму и папу, – с нетерпением выпалил Рон.
– А я хочу увидеть твою семью, всех Уизли, ты мне покажешь братушек и всех остальных.
– Ты их и так увидишь, – сказал Рон. – Заезжай летом в гости. Кстати, может, оно показывает только умерших? Плохо только, что Фламел не нашелся. Съешь хоть бекон, ты почему не кушаешь?
Кушать Гарри не мог. Он увидел своих родителей и сегодня встретится с ними снова. Про Фламела он и думать забыл. Это уже не так важно. Кому какое дело, что там сторожит трехглавая псина? Да и какая, к черту, разница, если Снэйп это сопрет?
– Все нормально? – спросил Рон. – Чего-то странный ты.
Больше всего Гарри боялся, что не сможет снова найти комнату с зеркалом. Они закутались в плащ вместе с Роном и идти приходилось гораздо медленнее. Они пытались воспроизвести весь Гаррин маршрут от библиотеки и мотались по темным коридорам битый час.
– Я закоченел, – сказал Рон. – Хрен с ним, пошли обратно.
– Нет! – прошипел Гарри. – Я знаю, оно где-то рядом.
Навстречу проплыло долговязое привидение ведьмы, и больше никто не попался. Не успел Рон заныть по поводу обледенения пяток, как Гарри заметил доспехи.
– Это здесь – точно здесь – да!
Они распахнули дверь. Гарри скинул с плеч плащ и бросился к зеркалу.
Вот они. При виде Гарри мама с папой просияли.
– Видишь? – прошептал Гарри.
– Ни фига не вижу.
– Смотри! Вот они все... целая куча...
– Я вижу только тебя.
– Посмотри как следует, давай, вставай на мое место.
Гарри отошел, но как только перед зеркалом встал Рон, семья пропала, а остался один Рон в байковой пижаме.
Рон, однако, застыл перед своим отражением как завороженный.
– Смотри на меня! – воскликнул он.
– Ты видишь свою семью?
– Нет... я один... но я не такой... я старше... и я первый ученик!
– Чего?
– Я... у меня значок, как у Билла... а в руках кубок факультета и кубок по квиддичу... и еще я капитан квиддичной команды.
Рон с трудом оторвался от восхитительного зрелища и восторженно взглянул на Гарри.
– Как ты думаешь, это зеркало показывает будущее?
– Как это? В моей семье все умерли – дай я еще посмотрю...
– Ты вчера всю ночь смотрел, дай я еще посмотрю.
– Ты всего-навсего держишь квиддичный кубок, чего там интересного? А я хочу посмотреть на родителей.
– Не толкайся...
Спор неожиданно прервался неожиданным шумом из коридора. Ребята даже не поняли, как разгалделись.
– Скорее!
Едва они с Роном укрылись плащом, как в дверях засветились глаза миссис Норрис. Рон с Гарри замерли не дыша, думая об одном и том же – действует ли плащ на кошек? Прошла вечность... миссис Норрис повернулась и вышла.
– Здесь опасно – она, наверно, пошла за Стырем, она нас точно слышала. Линяем.
И Рон поволок Гарри из комнаты.
Наутро снег еще не растаял.
– Сыгранем в шахматы, Гарри? – предложил Рон.
– Нет.
– Может, пойдем в гости к Хагриду?
– Нет... ты иди...
– Я знаю, о чем ты думаешь, Гарри, об этом зеркале. Не ходи туда сегодня.
– Почему?
– Не знаю, просто предчувствие – и потом, ты уже столько раз был на волоске. Стырь, Снэйп и миссис Норрис рыщут по всей школе. Что с того, что они тебя не видят? А если они на тебя наткнутся? А если ты в кого-нибудь врежешься?
– Ты прям как Гермиона.
– Я серьезно, Гарри, не ходи.
Но у Гарри в голове засела одна-единственная мысль – вернуться к зеркалу, и никакой Рон его не остановит.
В третий раз он добрался быстрее. Он так спешил, что нашумел больше разумного, но никто не попался.
И вот ему снова улыбаются мама и папа, а один дедушка радостно кивает. Гарри сел на полу перед зеркалом. Ничто не помешает ему пробыть всю ночь со своей семьей. Ничто на свете.
Кроме...
– Итак – ты снова здесь, Гарри?
У Гарри заледенело все нутро. Он оглянулся. На парте у стены сидел не кто иной, как Альбус Дамблдор. Наверное, Гарри даже не заметил, как прошел мимо него, устремясь к зеркалу.
– Я... я не заметил вас, сэр.
– Странно, до чего близоруки становятся невидимки, – промолвил Дамблдор, и Гарри с облегчением увидел улыбку.
– Итак, – продолжал Дамблдор, съехав с парты и усевшись на полу возле Гарри, – ты, как и сотни твоих предшественников, открыл чудеса Зеркала Еиналеж.
– Я не знал, что оно так называется, сэр.
– Но, я полагаю, ты уже понял, что оно делает?
– Оно... это... показывает мне мою семью...
– А твоему другу Рону оно показало, что он первый ученик.
– Откуда вы знаете?..
– Мне не нужен плащ, чтобы стать невидимкой, – мягко произнес Дамблдор. – А теперь ты догадался, что показывает нам всем Зеркало Еиналеж?
Гарри покачал головой.
– Позволь мне объяснить. Счастливейший из счастливцев мог бы использовать Зеркало Еиналеж как нормальное зеркало, то есть заглянул бы в него и увидел себя таким, как он есть. Понимаешь?
Гарри задумался. А затем медленно произнес:
– Оно показывает то, что мы хотим... Все, что мы хотим...
– И да, и нет, – тихо промолвил Дамблдор. – Оно показывает не больше и не меньше, как самое глубокое, самое отчаянное желание нашего сердца. Ты, никогда не знавшей родных, увидел их рядом с тобой. Рональд Уизли, вечно в тени своих братьев, видит себя одного, лучше их всех. Однако ни знания, ни истины это зеркало не дает. Многие чахли перед ним, зачарованные увиденным, или сходили с ума, не зная, реально ли это или хотя бы возможно. Завтра Зеркало переедет на новое место, Гарри, и я прошу тебя больше его не искать. Если ты еще когда-нибудь с ним столкнешься, то знаешь, чего ждать. Не дело витать в облаках и забывать о жизни, помни об этом. А сейчас тебе не помешало бы снова облачиться в этот замечательный плащ и отправиться в постель.
Гарри поднялся.
– Сэр... профессор Дамблдор? Можно вам задать один вопрос?
– Разумеется, ты это уже сделал, – улыбнулся Дамблдор. – Тем не менее, можешь задать еще один.
– Что вы видите в этом зеркале?
– Я? Я вижу себя с толстыми шерстяными носками в руках.
Гарри выпучил глаза.
– Носков много не бывает, – пояснил Дамблдор. – Вот и еще одно Рождество прошло, а мне так и не подарили ни одной пары. Мне почему-то упорно дарят только книжки.
Лишь забравшись в постель, Гарри осенило, что Дамблдор вполне мог приврать. Но с другой стороны, подумал он, спихивая с подушки Коростевича, вопрос был очень личный.
