ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
НОРБЕРТ, НОРВЕЖСКИЙ ЗУБЦЕСПИН
Квиррелл, однако, оказался тверже, чем предполагалось. Шли недели, профессор бледнел и худел, но вроде не кололся.
Всякий раз, проходя мимо коридора на четвертом этаже, Гарри, Рон и Гермиона прикладывались ухом к двери и прове-ряли ворчание Пушка. Снэйп расхаживал обычной букой, а это был верный признак, что камень пока в безопасности. Завидев Квиррелла, Гарри ободряюще улыбался, а Рон стыдил всякого, кто насмехался над его заиканием.
У Гермионы, между тем, хватало забот и без философского камня. Она начала составлять учебные планы и размечать свои конспекты разными цветами. Гарри с Роном не возражали, если бы она не нудила им делать то же самое.
– Гермиона, экзамены еще через сто лет.
– Через десять недель, – отрезала Гермиона. – Это вовсе не сто лет, а для Николаса Фламела вообще одна секунда.
– Но нам-то не по шестьсот лет, – напомнил Рон. – Да и вообще, на фиг тебе учить, ты и так все знаешь.
– На фиг учить? Ты с ума сошел? Ты что, не понимаешь, если не сдать экзамены, нас не переведут во второй класс? Это такие ответственные экзамены, надо было готовиться месяц назад, не знаю, где была моя голова...
К несчастью, того же мнения были и преподаватели. Они навалили столько заданий, что пасхальные каникулы прошли куда мутнее рождественских. Только расслабишься, а тут тебе Гермиона – то заучивает двенадцать способов применения драконьей крови, то тренируется палочкой махать. В свободное время Гарри и Рон, стоная и зевая, корпели в библиотеке подле Гермионы над дополнительной работой.
– Мне это ни в жисть не запомнить, – воскликнул однажды Рон, бросил перо и с тоской уставился в библиотечное окно. За окном сиял первый по-настоящему весенний день. Чистое, незабудковое небо, и в воздухе плавает предчувствие лета.
Гарри разыскивал в “Тысяче волшебных трав и грибов” “бадьян дикий” и поднял голову лишь при словах Рона:
– Хагрид! А тебе зачем в библиотеку?
Хагрид вылез из-за полок, что-то пряча за спиной. В кротовом тулупе он смотрелся крайне неуместно.
– Так, поглядеть, – сказал он уклончиво, чем тут же заинтриговал ребят. – А вы чего поделываете? – спросил он вдруг с подозрением. – Все Николаса Фламела выискиваете?
– Да мы про него уже сто лет как узнали, – выразительно сообщил Рон. – И мы знаем, что сторожит пес, это философский ка...
– Шшшш! – Хагрид быстро оглянулся, не подслушивает ли кто. – Чего орешь-то, сдурел?
– Кстати, мы хотели тебя кой о чем спросить, – сказал Гарри, – о том, что еще охраняет камень, кроме Пушка...
– ШШШШ! – снова зашипел Хагрид. – Слышьте, приходите ко мне попозже, про все рассказывать типа не обещаю, только не хрена про это трепаться, ученикам не положено знать. Подумают еще, что это я вам сказал...
– Тогда увидимся, – сказал Гарри.
Хагрид удалился.
– Что это он прятал за спиной? – задумчиво спросила Гермиона.
– Думаешь, что-нибудь про камень?
– Щас посмотрю, в каком он разделе копался, – сказал офонаревший от учебы Рон. Через минуту он вернулся и вывалил на стол стопку книг.
– Драконы! – зашептал он. – Хагрид искал про драконов! Смотрите: “Драконы Великобритании и Ирландии”; “От яйца до дьявола”, “Справочник драконовода”.
– Хагрид всегда хотел дракона, он мне сам говорил в первую встречу, – сказал Гарри.
– Но это противозаконно, – сказал Рон. – Драконоводство запрещено Колдовской Конвенцией 1709 года, это всем известно. Дракона не спрячешь от маглов во дворе, да и вообще не приручишь, опасно. Видели бы вы ожоги, которые остались у Чарли от диких румынских драконов!
– Но в Англии-то нет диких драконов? – спросил Гарри.
– Конечно, есть, – ответил Рон. – Обыкновенные зеленые валлийские и черные гебридские. И задают же они работы Министерству магии, скажу я вам! Нашим постоянно приходится отшибать память у маглов, которые видели драконов.
– Что же такое задумал Хагрид? – гадала Гермиона.
Через час они постучались в хижину лесника и с удивлением обнаружили, что окна плотно занавешены. Прежде чем их впустить, Хагрид крикнул: “Кто там?” и быстро захлопнул за ними дверь.
Внутри было жарко как в бане. Несмотря на теплынь, в очаге полыхал огонь. Хагрид заварил чай и предложил бутерброды с горностаем, но они отказались.
– Ну, хотели чего спросить?
– Да, – сказал Гарри. Мудрить было бессмысленно. – Ты можешь сказать, что еще охраняет философский камень, кроме Пушка?
Хагрид насупился.
– Естесна, не могу, – сказал он. – Во-первых, сам не в курсе. Во-вторых, вы и так шибко умные, так что и мог бы, не сказал. Раз камень тут, значит, так надо. Его чуть из “Гринготтса” не сперли – ну, это вы уже скумекали? Убей, не пойму, как вы узнали про Пушка!
– Да брось, Хагрид, ты, может, не хочешь говорить, но сам-то знаешь, ты ведь в курсе всего, что тут творится, – льстиво произнесла Гермиона. Борода Хагрида дернулась, выдавая улыбку. – Нам только интересно, кто обеспечивал охрану, – продолжала Гермиона. – Интересно, кому Дамблдор доверяет помогать, ну кроме тебя, конечно.
При последних словах Хагрид выпятил грудь. Гарри и Рон посмотрели на Гермиону с благодарностью.
– Ну... наверно, хуже не станет, ежели я вам скажу... ну-ка... он взял у меня Пушка... потом кое-кто из учителей наложил заклятья... профессор Росток... профессор Флитвик... профессор МакГонагалл... – он загибал пальцы, – профессор Квиррелл... ну и сам Дамблдор тоже кой-чего сделал, естесна. Погодите, кого-то запамятовал... Ах да, профессор Снэйп.
– Снэйп?
– Ага, да вы че, никак не угомонитесь? Поймите вы, Снэйп помогал защитить камень, не будет он его воровать.
Гарри знал, что Рон с Гермионой того же мнения. Раз Снэйп сам принимал участие в защите камня, то ему ничего не стоит выяснить, как защитили камень другие учителя. Наверно, он все знает – кроме заклятия Квиррелла и способа обойти Пушка.
– А как пройти мимо Пушка, знаешь только ты., Хагрид? – тревожно спросил Гарри. – И ты никому не скажешь, да? Даже никому из учителей?
– Ни одной живой душе! Знаем только я и Дамблдор, – гордо ответил Хагрид.
– Ну, хоть что-то, – шепнул Гарри друзьям. – Хагрид, а можно открыть окно? Я щас сварюсь.
– Нельзя, Гарри, извиняй, – сказал Хагрид. Гарри заметил, что он глянул в камин, и поглядел туда же.
– Хагрид, что это?
Но он уже и так догадался. В самом центре очага, под чайником, лежало громадное черное яйцо.
– А, это, – сказал Хагрид, нервно теребя бороду, – Это... э-э-э...
– Откуда ты это взял, Хагрид? – Рон присел на корточки у огня, разглядывая яйцо. – Это же стоит целое состояние!
– Выиграл, – сказал Хагрид. – Намедни. Пропустил в деревне пару стопочек, ну и перебросились в картишки с одним мужичком. Да он, кажись, только рад был его сбагрить.
– Что ж ты с ним будешь делать, когда он вылупится? – спросила Гермиона.
– Ну, я тут почитал, – Хагрид вытащил из-под подушки здоровенный том. – В библиотеке взял – “Разведение драконов для себя и на продажу” – устарела, естесна, но тут все есть. Кладем яйцо в огонь – типа как мамки на них дышат, ясно? – а как вылупится, раз в полчаса даем ведерко коньячку с цыплячьей кровью. А вот: как определять породу по яйцу – у меня норвежский зубцеспин. Редкость, вот так вот.
Он был страшно доволен собой, чего не разделяла Гермиона.
– Хагрид, у тебя деревянный дом, – сказала она.
Но Хагрид не слушал. Он счастливо напевал, вороша угли.
Вот вам и новая забота: что станется с Хагридом, узнай кто про нелегального дракона.
– Интересно, как можно спокойно жить? – вздыхал Рон, корпя вечерами над дополнительной работой. Гермиона теперь составляла учебные планы и для Гарри с Роном, отчего они просто охреневали.
Однажды за завтраком Хедвиг принесла Гарри записку от Хагрида. Записка состояла всего из одного слова:
Рон предложил прогулять травологию и рвануть в хижину. Но Гермиона и слышать не хотела.
– Гермиона, когда мы еще в жизни увидим вылупление дракона?
– У нас уроки, будут неприятности, причем это пустяки по сравнению с тем, что ждет Хагрида, когда всплывет, чем он занимается...
– Тихо! – прошептал Гарри.
В нескольких шагах, прислушиваясь, застыл Малфой. Что он успел расслышать? Рожа Малфоя положительно не понравилась Гарри.
Всю дорогу до кабинета травологии Рон с Гермионой упорно пререкались, и Гермиона в конце концов согласилась сбегать к Хагриду на большой перемене. С ударом колокола, возвещавшего окончание урока, они быстро побросали мерные совочки и побежали через двор на опушку леса. Там их приветствовал красный от возбуждения Хагрид.
– Почти вылупился. – И провел их внутрь.
Яйцо лежало на столе. По скорлупе шли глубокие трещины. Внутри что-то шевелилось и прикольно щелкало.
Они придвинулись к столу и затаили дыхание.
Внезапно раздался треск, и яйцо развалилось. На стол шлепнулся маленький дракончик. Малосимпатичный субъект, подумал Гарри, какой-то сморщенный черный зонтик. Шипастые крылышки казались огромными относительно тощего черного тельца, увенчанного длинным рыльцем с широкими ноздрями, зачаточными рожками и выпученными оранжевыми глазками. Дракончик чихнул. Из пятачка вылетели искорки.
– Ну чем не красавчик? – ворковал Хагрид. Он потянулся погладить младенца по головке. Тот цапнул его за палец, демонстрируя остренькие зубки.
– Ишь ты, каков, признал мамку! – умилился Хагрид.
– Хагрид, – сказала Гермиона, – а с какой скоростью растут норвежские зубцеспины?
Хагрид собирался было ответить, но вдруг страшно побледнел, вскочил и бросился к окну.
– Что случилось?
– Кто-то подглядывал за занавеской – пацан какой-то – вон, в школу почесал.
Гарри кинулся к двери и выглянул на улицу. Эту фигуру он узнал даже издалека.
Малфой видел дракона.
Всю неделю в улыбке Малфоя сквозило нечто, сильно нервирующее Гарри, Рона и Гермиону. Свободное время они просиживали в темной хижине Хагрида и пытались воззвать его к здравому смыслу.
– Выпусти его, – убеждал Гарри. – Отпусти на волю.
– Не могу, – упирался Хагрид. – Мал еще. Помрет.
Ребята посмотрели на дракона. За неделю он вырос в три раза. Их ноздрей клубился дым. Хагрид с ним столько возился, что совсем позабросил свои лесничьи обязанности. По полу валялись пустые коньячные бутылки и цыплячьи перья.
– Звать его буду Норберт, – сказал Хагрид, не отрывая от дракона влажных глаз. – Он меня уже узнает, глядите: Норберт! Норберт! Где мамочка?
– Шарики за ролики, – констатировал Рон на ухо Гарри.
– Хагрид, – громко сказал Гарри, – через две недели Норберт вырастет с дом. А Малфой в любой момент наябедничает Дамблдору.
Хагрид прикусил губу.
– Я... я знаю, насовсем его не оставишь, но не могу ж я вот так его бросить, не могу.
Гарри вдруг повернулся к Рону.
– Чарли, – сказал он.
– И у тебя за ролики, – объявил Рон. – Я Рон, помнишь меня?
– Да нет, Чарли – твой брат, Чарли. В Румынии. Изучает драконов. Можно отправить к нему Норберта. Чарли его выкормит, а потом выпустит на волю!
– Клево! – сказал Рон. – Ну как, Хагрид?
В конце концов Хагрид согласился послать Чарли сову – посоветоваться.
Следующая неделя тянулась невозможно долго. В среду все улеглись спать, а Гермиона и Гарри сидели в гостиной одни. Часы на стене пробили полночь, и отверстие за портретом разверзлось. Из ниоткуда явился Рон, стаскивая плащ-невидимку. Он ходил к Хагриду и помогал кормить Норберта, который теперь поедал корзинами дохлых крыс.
– Он меня покусал! – сказал Рон, показывая руку, обернутую окровавленным носовым платком. – Я теперь неделю не смогу перо держать. Ребя, ужаснее этого дракона я в жизни не видел твари, а Хагрид как над ним кудахчет – зайка, киска, рыбка! Он меня покусал, а Хагрид еще наехал, что я его пугаю! А когда я уходил, он пел ему колыбельную.
От темного окна донесся стук.
– Это Хедвиг! – воскликнул Гарри, скорее впуская сову. – Она принесла ответ от Чарли!
Троица склонилась над посланием:
Дети переглянулись.
– У нас есть плащ-невидимка, – сказал Гарри. – Это не так уж сложно – по-моему, плаща хватит на двоих вместе с Норбертом.
Друзья согласились – настолько их измотала последняя неделя. Что угодно, лишь бы избавиться от Норберта – и от Малфоя.
Но дело неожиданно застопорилось. К утру укушенная рука Рона раздулась вдвое. Рон сомневался, стоит ли идти к мадам Помфри – вдруг она распознает драконий укус? Однако к полудню выбора уже не было. Место укуса угрожающе позеленело. Видимо, зубки Норберта были ядовиты.
В конце дня Гарри и Гермиона побежали в лазарет и нашли Рона в ужасном состоянии.
– Это не только из-за руки, – прошептал он, – хотя она так болит, что гляди отвалится. Малфой сказал мадам Помфри, что хочет попросить у меня книгу, приперся и издевался. Все угрожал, что расскажет, кто меня на самом деле укусил – я сказал, собака, но мадам Помфри, похоже, не поверила – не надо было с ним драться на квиддичном матче, теперь он мстит.
Гарри с Гермионой успокаивали его как могли.
– Зато в субботу в полночь все кончится, – сказала Гермиона, но Рона это нисколько не утешило. Наоборот, он подскочил как ужаленный и покрылся испариной.
– В субботу в полночь! – захрипел он. – Нет, только не это, я вспомнил – письмо Чарли лежало в той самой книге, которую взял Малфой, теперь он узнает, что мы хотим сбагрить Норберта.
Ответить Гарри с Гермионой не успели. В этот момент вошла мадам Помфри, которая их выгнала, сказав, что Рону надо поспать.
– План менять поздно, – сказал Гарри Гермионе. – Мы не успеем послать Чарли еще одну сову, и это единственный шанс избавиться от Норберта. Придется рискнуть. К тому же у нас есть плащ-невидимка, Малфой про него не знает.
Когда они пришли с отчетом к Хагриду, Клык, немецкий дог, сидел у хижины с перевязанным хвостом. Хагрид высунулся из окна.
– Я вас не пущу, – пропыхтел он. – У Норберта воспаление хитрости, но я-то с ним справлюсь.
Услыхав про письмо от Чарли, он чуть не заплакал, хотя, быть может, оттого, что Норберт тяпнул его за ногу.
– А-а-а! Ничего, ничего, всего-навсего башмак прокусил, играется, несмышленыш еще, понимаете.
Несмышленыш колотил хвостом по стене так, что стекла дрожали. Гарри и Гермиона возвращались в замок с единственной мыслью – дождаться субботы.
Они, пожалуй, и жалели бы Хагрида в момент расставания с Норбертом, если бы не волновались так по поводу предстоящей операции. Ночь была непроглядной и облачной, и дети слегка опоздали к Хагриду – пришлось переждать, пока из вестибюля уберется Дрюзг, который чеканил об стенку теннисный мячик. Норберт был подготовлен и упакован в большую корзину.
– У него там и крыс куча, и коньяку, на дорожку хватит, – с трудом выговорил Хагрид. – И мишка любимый тоже там, не соскучится.
В корзинке затрещало – видимо, мишке оторвали голову.
– До свиданья, Норберт! – всхлипывал Хагрид, пока Гарри с Гермионой укрывали корзину плащом-невидимкой и прятались сами. – Мамочка тебя никогда не забудет!
Как им удалось дотащить корзину до замка, непонятно. Время двигалось к полуночи, и они упорно волокли Норберта по мраморной лестнице в вестибюль и дальше, по темным коридорам. Вторая лестница, третья – даже короткий Гаррин путь не облегчал задачу.
– Почти пришли! – пропыхтел Гарри, дойдя до коридора под самой высокой башней.
Впереди что-то мелькнуло, и они чуть не выронили корзину. Забыв о том, что они невидимы, дети метнулись в тень, стараясь рассмотреть два темных силуэта, сцепившихся в трех метрах от них. Вспыхнула лампа.
Профессор МакГонагалл, в клетчатом халате и с сеточкой на волосах, за ухо держала Малфоя.
– Нарушение! – кричала она. – Минус двадцать баллов у Плутзерина! Бродить среди ночи, да как вы посмели...
– Вы не понимаете, профессор. Сейчас сюда придет Гарри Поттер – с драконом!
– Что за бред! Да как вы смеете врать! Идемте, я должна доложить о вас профессору Снэйпу, Малфой!
Крутая винтовая лестница на вершину башни показалась им теперь самой легкой дорогой на свете. Плащ они сняли только выйдя наружу, в холодный ночной воздух, и радостно задышали полной грудью. Гермиона исполнила джигу.
– Малфоя наказали! Я щас запою!
– Не надо, – посоветовал Гарри.
Так они ждали, хихикая над Малфоем, а Норберт бесился в корзине. Минут через десять из темноты вырулили четыре метлы.
Друзья Чарли оказались развеселой компанией. Они показали Гарри и Гермионе самодельную упряжку для подвешивания Норберта. Дружными усилиями они впихнули туда дракона, а потом Гарри и Гермиона пожали им руки и сказали большое спасибо.
Наконец-то Норберт улетает... улетает... улетел.
Они соскользнули по винтовой лестнице с легким сердцем и руками – наконец-то с них свалился Норберт. Дракона нет, Малфой наказан, разве может что-то омрачить такое счастье?
Ответ поджидал у подножия лестницы. Не успели они шагнуть в коридор, как из мрака вырисовалась физиономия Стыря.
– Так-так-так, – прошелестел он, – вот мы и попались.
Плащ-невидимка остался на крыше.
